Однажды, мне надоел дурацкий бумеранг, и я его выбросил. И выбросил. И выбросил. И выбросил. И выбросил. И выбросил. И выбросил. И выбросил.
11.02.2012 в 15:14
Пишет fandom fighting:бонусный фанфик от команды Groovy Mutation
Название: Солнечный яд
Фандом: XMFC
Персонажи: Чарльз/Эрик, Рэйвен
Авторские примечания: К фику сделан коллаж "Стань моим ангелом..." fandom-fighting.diary.ru/p172783851.htm
читать дальше
Жизнь — это яд. Все вокруг: воздух, вода, солнце — потенциальный яд, при неправильном или чрезмерном употреблении которого отравление неизбежно. Основа жизни — кислород, взятый в большом количестве, становится ядом. Употребление в один прием нескольких литров обычной воды приводит к сердечной недостаточности. А если долго-долго смотреть на солнце, можно просто ослепнуть…
— Эрик, ты меня слушаешь? — Чарльз нахмурился. — Всю дорогу в своих мыслях.
— Тоже хочешь быть в моих мыслях? — ухмыльнулся Эрик, а потом погрозил другу пальцем.
Когда они успели стать друзьями — вот вопрос.
Леншер предпочитал одиночество, не подпускал к себе людей, не любил шум и суету — это мешало сосредоточиться. Но всего лишь один человек, в буквальном смысле упавший на него с небес, изменил все вокруг. Сломал стены, возвел мосты, заставил общаться и быть дружелюбным, надел розовые очки и показал мир в ином свете, превратил в бурлящий горный поток, ломающий любые преграды. В общем, научил жить по-настоящему. Всего один человек. И теперь он своими яркими лучами высушивал душу.
— Эрик, прекрати так пристально смотреть на меня, я стесняюсь. Чарльз оторвал взгляд от дороги, повернулся к нему... И солнце нещадно ударило в глаза. Леншер еле успел прикрыться рукой.
— Я что так ослепителен? — рассмеялся Чарльз.
— Да, особенно когда ведешь машину и не следишь за управлением.
— Просто мы уже приехали.
И правда, приехали! Эрик провел половину пути, созерцая Ксавье. То еще удовольствие. И тем не менее. Он стал часто ловить себя на том, что постоянно разглядывает Чарльза. Как блестит его кожа. Как меняют цвет его глаза в предрассветных лучах.
Чертово солнце. Так внезапно осветило жизнь. Вылечило душу от яда. «Если дать противоядия сверх меры — оно подействует еще вредней, чем сам яд.»
Ксавье нарушил его личное пространство слишком быстро, резко, не спрашивая и не давая уйти - и не держит, и не отпускает. Манит Эрика, как мотылька - огонь, а потом сжигает и отравляет похуже цианида.
Что поделать, сам виноват, сам подпустил очень близко.
— Эрик, отпусти! Ты утонешь! — И обхватил сзади. Так уверенно, собственнически, не оставляя выбора.
— Ты не один, Эрик, не один!
И все…
Леншер, конечно, пытался вырваться: «Прочь из моей головы!» — но уже поздно. Чарльза слишком много. Изнутри и снаружи. «Не стоило пробовать яд, чтобы понять, как он ядовит».
— Здравствуйте, миссис Беннет. — Ксавье доброжелательно улыбнулся, а Эрик поймал себя на том, что снова глядит в чужие родные глаза. А солнце слепит его собственные.
Чарльз рассказывал о «школе для одаренных детей». Маленькая Кэти смеялась и трясла маму за руку. Миссис Беннет ничего не знала о мутации дочери. Однако определенно верила, что ее девочка особенная. Эрик сам не очень понимал, какая сила скрывается в этом ребенке, но Ксавье заинтересован.
— Извините, я могу поговорить с Кэти наедине? – мягко спросил Чарльз.
— О, конечно! — Джоанна встала из Кресла. — Мистер Леншер, может быть, кофе?
Ксавье кивнул, а Эрику ничего не оставалось, как последовать на кухню за мисс Беннет.
Позже он пил горячий напиток и почему-то думал, что в особняке по утрам кофе гораздо вкуснее. Но это мелочи.
Хозяйка дома ему нравилась. Здесь было тихо и спокойно. И тревога, терзавшая его всю дорогу, потихоньку исчезала.
Через пятнадцать минут Чарльз позвал их обратно в гостиную. Девочка все еще улыбалась, а вот сам он был напряжен.
— Ты точно не хочешь поехать с нами, милая?
Она отрицательно покачала головой. И продолжила искренне, по-детски виновато улыбаться.
Видно, что Ксавье был расстроен. Он пожал маленькую ручку и серьезно, будто не ребенку сказал: — Если ты передумаешь, позвони мне, хорошо?
— Хорошо, — Кэти обняла Чарльза, а потом побежала к маме и что-то прошептала ей на ухо.
— Пойдем, Эрик,— Ксавье медленно направился к двери, на ходу вынимая из кармана ключи от машины.
— До свидания, миссис Беннет. Если передумаете, у вас есть мой номер.
— Да, Мистер Ксавье.
Эрик уже вышел за порог, когда его осторожно дернули за край рукава. Он развернулся и застыл. В глазах Кэти блестели слезы. А боль, отражающаяся на детском личике, испугала его до дрожи. Словно Кэти было не семь, а девяносто лет.
— Простите, мистер Леншер, я действительно ничем не могу вам помочь, — тихо произнесла она.
Что делать в такие моменты, Эрик не знал. Как утешить плачущего ребенка, особенно если ты не понимаешь причину его слез. Он пораженно молчал, глядя девочке в глаза. Солнце не ослепляло, но где-то на краю сознания начинало жечь так, что хотелось бежать прочь.
— Простите меня, — почему-то становилось холодно.
Эрик передернул плечами, пытаясь унять дрожь.
Сзади охнул Чарльз, когда сильный порыв ветра внезапно захлопнул дверцу автомобиля.
— Простите, — шептала Кэти, и пар срывался с ее губ.
Ветер трепал полы плаща Эрика. А сам он не двигался, словно вмерз в землю.
— Я не понимаю, — запоздало сказал он уже закрытой двери.
— Эрик! Эрик, успокой свой мозг!
Слова долетали до сознания, будто Лэншер находился за тысячи миль под водой. Чарльз встряхнул его за плечи, и лишь тогда Эрик пришел в себя, вынырнул на поверхность из океана чужих глаз.
— Что это сейчас было?
— Твое разбушевавшееся сознание, — Ксавье потер пальцами висок. — Я не ожидал… Сколько же боли ты держишь в себе, друг мой?!
— Мое сознание? Но я не умею управлять погодой, да и… — Эрик отвернулся и пошел к машине. — Что вообще произошло? Девочка плакала, глядя на меня, и она говорила… Чарльз, что ты сделал?
— Она эмпат, Эрик. Чувствует чужие эмоции. Но также она может приглушить их, трансформировать в нечто иное. Например, боль. Твою боль она пыталась перенести в окружающую среду, но не смогла. Что же творится внутри тебя? Я ведь был в твоей голове, но видимо так ничего и не понял.
— Я ее напугал? Поэтому она с нами не поехала? — Эрик старался переварить полученную информацию.
— Нет, три года назад отец Кэти погиб в автокатастрофе. Тогда ее мать страшно страдала, рыдала по ночам и чуть не покончила с собой. Но Кэти спасла ее, приглушила горе. Поэтому девочка и боится уехать: миссис Беннет может вновь почувствовать тот ужас, и уже некому будет ее остановить. — Чарльз помедлил и будто нехотя продолжил: — Но да, Кэти рядом с тобой было действительно больно, я чувствовал это. Она сказала мне, что не знает, как человек живет с таким адом в голове. Кэти хотела помочь тебе. Я надеялся, что поможет. — Ксавье горько усмехнулся.
Эрик молча смотрел на друга. Где-то в подсознании опять полыхало солнце, и тело плавилось под жаром пронзительно синих глаз. Но одна мысль не давала покоя.
— Подожди, подожди, ты, что, поехал сюда ради меня? — полная абсурдность ситуации дошла до Леншера не сразу. Но Чарльз промолчал, сел в машину и хлопнул дверцей.
— Давай, Эрик, нам ехать еще пять часов, а время уже позднее.
Леншер глупо застыл, глядя другу прямо в глаза.
— Эрик, — Ксавье вздохнул, — я знаю, что сотворил с тобой Шоу. Тебе снятся кошмары. Тебе ведь больно жить так. Я мог бы стереть все, но ты отказываешься. А Кэти просто приглушила бы боль, как …как бокал хорошего виски — ужасное сравнение.
— Почему ты постоянно пытаешься что-то изменить в моей голове?
— Я хочу помочь!
— Ксавье, ты опять вообразил себя лекарством от всех болезней. Я не нуждаюсь в твоей помощи.
— Эрик…
— Я доберусь до поместья сам, а то мало ли… — Леншер пошевелил пальцами у виска. Чарльз вскинулся.
— Ты же знаешь, что я не буду читать твои мысли без разрешения, я обещал.
— Я понимаю, но просто на всякий случай.
Они смотрели друг на друга несколько секунд.
— Хорошо, — наконец решил Ксавье, — если что — позвонишь мне.
Эрик проводил взглядом отъезжающую машину.
Чарльз - лекарство от всех болезней. Только лекарства слишком много. Чарльза слишком много. Он становится ядом, просачивается сквозь поры, отравляет сердце, сжигает душу.
***
До поместья Эрик добрался уже глубокой ночью. Последние пару миль пришлось идти пешком. Все давно спали, и хорошо, потому что Леншеру не хотелось сейчас ни с кем общаться. Но на кухне его ждал маленький сюрприз.
— Эрик, — Рэйвен застенчиво улыбнулась, — ты так поздно вернулся. Вы с Чарльзом ведь уехали вместе, я думала, что-то случилось.
— Нет, все в порядке, просто дела. Чарльз уже спит?
— Если бы, как всегда читает в библиотеке...
Рэйвен подала Эрику чашку чая, и ему почему-то не понравилось то, как она это сделала. Слишком вызывающе? Игриво? Леншер не успел задуматься, откуда у него появились подобные мысли, ведь это же Рэйвен…
Его мягко прижали к стене не по-человечески сильные руки.
Рэйвен глядела на него снизу вверх виновато, но с вызовом.
— Зачем? — Эрик спросил скорее из необходимости сказать хоть что-нибудь, чем из любопытства. Рэйвен укоризненно покачала головой: в ней совсем не было агрессии, только какая-то печальная нежность, не имеющая адресата. Безликая — или, возможно, лучше сказать «многоликая»?
— В нашем случае «почему» все-таки было бы уместнее.
Леншер искривил губы в напряженной усмешке. Жалкое подобие тех улыбок, которыми он когда-то одаривал окружающих, но Рэйвен достаточно и этого.
— Ты совсем никого не видишь, Эрик. Смотришь, но не можешь разглядеть. Или не хочешь? — взгляд янтарно-желтых глаз пробирался глубоко в душу. Туда сам Эрик не возвращался уже очень давно. Даже слишком... — Кого ты хочешь? Кто тебе нужен?
Воздух. Ему был необходим воздух. Хотя бы немного, чтобы не нужно было постоянно держать себя в руках, сосредотачиваться… чтобы не потянуться за новой дозой наркотического воздействия Ксавье.
Где взять лекарство от противоядия?
Леншер молчал. Ему нечего было ответить на вопрос.
Юное тело перестроилось легко, плавно — Рэйвен будто бы просто перетекла из одной формы в другую, заполняя собой тонкую метафизическую основу, наделяя ее своим смыслом и сутью, даря целостность. Так вода переливается из одного стеклянного сосуда в другой, сохраняя при этом саму себя.
— Может быть, тебе больше нравится это?
Мерцающая белая кожа, похожая на гладкий шелк, густая грива темных волос, ниспадающая на плечи, серые, цвета грозового неба, глаза… Рэйвен изящная, как китайский рисунок тушью, воздушная, сказочная.
— Нет.
Рэйвен рассмеялась, и Леншер практически почувствовал, как изменился тембр ее голоса. Эрик закрыл глаза, чтобы не видеть нового образа, на этот раз очень даже знакомого — пугающе близкая Эмма Фрост практически неотличимая от оригинала.
Происходящее все больше напоминало сон, галлюцинацию, бред.
— Перестань, Рэйвен. Это ничего тебе не даст, — прошептал Эрик, пытаясь не думать о том, что будет дальше.
— А кто сказал, что мне от тебя что-то нужно?
Леншер не успел ответить — его втянули в невыносимо медленный поцелуй, и он в ужасе открыл глаза, чтобы встретиться взглядом с Чарльзом.
Когда солнце просачивается в вены, по которым течет отравленная кровь, мир превращается в калейдоскоп. Кусочки мозаики осыпаются мельчайшим крошевом осколков, отражаются в зеркалах, превращаются в запутанный лабиринт эмоций, из которого не выбраться одному.
Эрик подался вперед, будто сделал шаг в бездну, и ощутил, как его все глубже затягивает в золотистый капкан.
Проклятый Чарльз Ксавье с силой прижимал его к стене и никак не хотел отпустить.
Точно такой же Чарльз стоял на пороге кухни и изумленно наблюдал за тем, как с грохотом разбивается на осколки самообладание Леншера.
Ксавье был слишком ошарашен, чтобы говорить. Это такая странная разновидность вуайеризма — наблюдение за своей совершенной копией, вырисовывающей кончиком языка узоры на чужих губах.
Лэншер осознавал, что именно сейчас все принципы Чарльза могут скатиться в пропасть.
Он почти предчувствовал появление голоса в своем сознании. Он почти физически хотел его появления.
Но Ксавье молчал и только бессознательно прикусил нижнюю губу, прежде чем отвернуться, разрывая на части прозрачную сеть зрительного контакта. Эрик резко втянул воздух и, наконец-то, пришел в себя.
Чарльз в это время все также молча развернулся и ушел. Ни осуждения, ни вопросов. Ничего. Обжигающая пустота накрыла с головой…
***
Солнце слепило глаза. Эрик брел по раскаленной пустыне, пытаясь забыться. Яд огнем горел в крови и скоро грозил убить окончательно. Наверное, не стоило привязываться к человеку, который за пару недель узнал тебя лучше, чем ты хоть когда-нибудь сам себя узнаешь. Он ведь может прочитать твои самые сокровенные мысли, осуществить любые грязные фантазии…
Эрик застонал и откинул голову на песок, когда Чарльз мокро скользнул языком по шее и, чуть прикусывая мочку, прошептал: «Я ведь с момента нашей встречи мечтал об этом, знаешь?» Его руки жадно гладили тело, останавливаясь на самых чувствительных местах. Чертов телепат точно знал, как сделать так, чтобы Эрик дрожал от прикосновений. Движения становились более настойчивыми и сильными.
Чарльз гладил член Эрика сквозь брюки и одновременно облизывал соски. Эффект от этих простых ласк был поразительным. Эрик толкнулся в руку, ласкающую его, и закусил губу. Он метался под Чарльзом, желая получить еще больше этого острого удовольствия. Ксавье медленно расстегнул брюки, стянул вниз, и Эрик понял, что пропал.
Чарльз склонился и провел языком от основания к головке члена, слизнул каплю смазки и мягко накрыл член Эрика ртом.
Воздух словно выбили у Леншера из легких. «Боже, — в забытьи шептал он, — Чарльз, прошу…» Ксавье скользил руками по телу, поглаживая внутреннюю сторону бедер, и продолжал водить губами вверх-вниз по члену, наслаждаясь чужим экстазом.
Для Эрика это было слишком. Сдерживаться уже не хватало сил, но Чарльз не давал ему кончить, отстраняясь, когда Леншер находился уже у самого пика.
Прикосновения казались почти болезненными. Эрик стонал, зарываясь пальцами в волосы Ксавье. Где-то на краю сознания зарождалась сверхновая. Эрик упивался острым наслаждением, и Чарльз, будто понимая это, в последний раз чуть сильнее обвел головку члена языком и сжал губы… Сверхновая взорвалась ослепительно ярко…
***
Эрик открыл глаза и рывком сел на кровати. Сон был слишком реален, и казалось, что все происходило наяву.
За окном светило солнце. Леншер определенно проспал завтрак. Чертов Ксавье — отрава. Спастись нельзя, и нет никакого желания спасаться. От странных мыслей Эрика отвлек стук в дверь.
— Ты не хочешь спуститься позавтракать? — тихо спросил Чарльз. — Я вот тоже проспал, да и есть одному не хочется.
Эрик прочел между строк: «Ты меня вчера так шокировал, что я не мог уснуть. Нам нужно поговорить!»
— Я сейчас приду.
Но, к удивлению Леншера, Ксавье не заговорил о случившемся. Он готовил кофе, смеялся, рассказывал об успехах детей. Только вот в глаза больше не смотрел, избегал прямого контакта. И Эрику от этого было больнее всего.
После завтрака они молча вышли на тренировку. Леншер сам попросил, но теперь почему-то жалел о просьбе.
— Ты уверен, друг мой? — спросил Чарльз, направляя дуло пистолета Эрику в голову.
— Абсолютно уверен! Я могу остановить пулю.
Ксавье медлил.
— Ну давай же!
— Я не сомневаюсь, что ты можешь останавливать пули, но ведь это не показатель силы. Хотя впрочем, если ты так хочешь...
Чарльз покрепче сжал рукоять пистолета, неудобно согнул руку и приставил дуло к своей груди…
— Теперь останови… меня.
Эрик дернулся, пытаясь вырвать оружие, но Ксавье отступил на шаг. В его глазах плясали яркие солнечные блики.
— Это, конечно, очень интересный способ проверить мою силу, но…
— Настолько не доверяешь сам себе? — Чарльз хрипло рассмеялся, и Леншер воспользовался моментом. Резко выхватил пистолет из рук друга и отшвырнул прочь на землю.
— Что ты творишь?
— А ты?
По венам медленно разливался яд. Злость знакомо затапливала сознание.
— Ксавье, ты сумасшедший. Как ты дожил до тридцати лет с такими замашками самоубийцы?
— Я хотел кое-что выяснить! — Чарльз был спокоен.
— Выяснить? Ты чуть не выстрелил себе в грудь.
— Ну, ты бы мне не позволил, — улыбнулся Ксавье, и Эрику захотелось его ударить.
— Ты бы остановил пулю задолго до того, как она добралась до моего сердца, — продолжил Чарльз уверенно. — Но ты ведь явно можешь больше. Помнится, кто-то пытался поднять подводную лодку?!
Леншера испугала столь быстрая смена темы, словно друг намеренно избегал самого главного. Но Эрик лишь послушно следовал за Ксавье, который с маниакальным упорством заставлял его испытывать собственные силы.
У Эрика не получалось, было слишком тяжело. Злость на Чарльза бурлила внутри, но и ее не хватало.
— Знаешь, — сказал Ксавье, по-моему, концентрация находится в точке где-то между злостью и умиротворенностью. — Можно мне… — Чарльз пошевелил пальцами у виска.
Леншер обреченно кивнул.
Человеческое сознание уникально. Оно — хрупкий артефакт, вышедший из-под рук мастера-чародея. И если партнершу-однодневку Чарльз мог выбрать за большие и чистые глаза или длинные ноги, то для большего… для большего была необходима абсолютно поразительная красота мышления.
Разум Эрика необычайно живой. Он тянулся навстречу легким касаниям мысленных импульсов Ксавье, переливался перламутровым светом, и тут же впивался в показавшиеся ему недружелюбными связи.
Леншер своенравен, горд и упрям, и даже сейчас, добровольно впуская Чарльза в свою голову, он продолжал ревностно защищать собственные интересы. Телепат невольно улыбнулся, пробираясь к своей цели.
Чарльзу было нужно светлое воспоминание, и он точно знал, что где-то здесь оно есть.
Наиболее тщательно защищенный участок сознания? Восхитительно. Вот и оно.
Ксавье почти удалось ухватиться за краешек старого образа: свечи, маленькая комнатка, усталая, но счастливая женщина, маленький мальчик возле нее… Эта картина так эфемерна, так призрачна, что Чарльз невольно понял: этого недостаточно.
Мужчина и сам не заметил, как его затянуло в другое видение. И невольно вздрогнул, понимая, что именно хранил в своем сознании Леншер.
…Поцелуй почему-то отдавал горечью полыни, он был глубоким и жарким, и волосы Чарльза пахли жженым сахаром. А Эрик словно насквозь пропитался ментолом.
Одежда уже давно была отброшена за ненадобностью, и кожа льнула к коже, и казалось, что по ней пробегает голубоватыми волнами электрический ток…
Чарльз удержал это видение, замедлил, рассматривая в подробностях. Нет никаких сомнений в том, что этого никогда не происходило наяву — ни с ним, ни с Рэйвен, разумеется. Эрик для такого слишком честен, а Рэйвен — недостаточно жестока. Это фантазия, но фантазия любовно взлелеянная и сохраненная. Страстная. Жаркая. Неудовлетворенная.
Как раз то, что нужно.
Чарльза уже не пугали подобные мысли, как было поначалу. Он тоже хотел. Желание теперь обоюдное. И Эрик все понял.
Тарелка разворачивалась очень медленно, словно Эрик боялся следующего шага. Ведь это пик, а дальше — они сорвутся. Леншер молчал, но на самом верху его мыслей прерывистой нитью пульса билось лишь одно имя… Чарльз…
По позвоночнику пробежала волна дрожи — может, это трава чуть заметно щекотала кожу, а, может, всему виной предвкушение. Мечта становилась реальностью — полунедозволенной, немного на грани сумасшествия, восхитительно дерзкой и чуть горьковатой. Руки Чарльза скользнули под толстовку, вверх, изучая каждый шрам, каждый изгиб, каждую мышцу, и Эрик жмурился, запрокидывая голову, подставляя шею под колкие поцелуи-укусы, полностью погружаясь в ощущения. Он хотел быть ведомым, хотел чувствовать, как читает его желания этот странный мужчина, к которому тянется его душа, уводя за собою и тело.
Чужое дыхание обжигало, заставляло выгибаться навстречу ласкам, хрипло повторять имя-заклинание, имя-спасение: "Чарльз, Чарльз"... Срываться на стоны, когда любовник касался языком ключиц, проводил извилистую линию вниз, к животу, исследовал кожу над выступающими косточками таза, чуть прикусывал — и при этом смотрел прямо в глаза, заставляя рассудок биться в оргазме, а руки — тянуться к пуговицам чужой рубашки.
Почти невозможно было теперь держать себя в руках, и Леншер бессовестно пользовался слабостью Ксавье, опрокидывая его на землю, освобождая стройное тело от лишней одежды. Чарльз не возражал — только дразняще улыбался, потягиваясь, двигаясь, демонстрируя себя всего. Будто бы говорил: "Это все, что есть у меня — забирай, мне не жалко, я хочу продолжаться в каждом твоем взгляде, каждом вздохе". И Эрик подчинился, притягивая Чарльза ближе, почти жестко впиваясь в губы, оглаживая, сжимая, прикусывая, царапая...
Они оба сходили с ума и упивались этим безумием. Терпкий запах смятой травы, полупрозрачный горький сок, пропитавший кожу, волосы, даже мысли; ветер, заставляющий сплетаться теснее. Плоть к плоти — плоть в плоти, и судорожные всхлипы, и обрывки неуместных, лишних слов, и, наверное, еще не любовь, но уже и не просто желание. Что-то, что сильнее страха и боли. Что-то, что имело истинный смысл.
А солнце било в глаза…
***
Эрик сидел на песке и сжимал Чарльза в своих руках. Тонул в глубинах теперь уже чужих голубых глаз и солнечный яд горьких слез сжигал душу.
— Прости, друг мой… - шлем мешал слышать, что же на самом деле говорил Чарльз, да и настоящие слова Эрика теперь скрывала стальная стена:
- Ребенком я просил бога прислать ангела с небес…
И этим ангелом стал ты, Чарльз… Этим ангелом стал ты…
Через несколько минут Эрик уйдет навсегда, Но сейчас он обнимает своего ангела. Лучи нещадно слепят глаза, а по венам, медленно убивая, разливается солнечный яд…
URL записиНазвание: Солнечный яд
Фандом: XMFC
Персонажи: Чарльз/Эрик, Рэйвен
Авторские примечания: К фику сделан коллаж "Стань моим ангелом..." fandom-fighting.diary.ru/p172783851.htm
читать дальше
Жизнь — это яд. Все вокруг: воздух, вода, солнце — потенциальный яд, при неправильном или чрезмерном употреблении которого отравление неизбежно. Основа жизни — кислород, взятый в большом количестве, становится ядом. Употребление в один прием нескольких литров обычной воды приводит к сердечной недостаточности. А если долго-долго смотреть на солнце, можно просто ослепнуть…
— Эрик, ты меня слушаешь? — Чарльз нахмурился. — Всю дорогу в своих мыслях.
— Тоже хочешь быть в моих мыслях? — ухмыльнулся Эрик, а потом погрозил другу пальцем.
Когда они успели стать друзьями — вот вопрос.
Леншер предпочитал одиночество, не подпускал к себе людей, не любил шум и суету — это мешало сосредоточиться. Но всего лишь один человек, в буквальном смысле упавший на него с небес, изменил все вокруг. Сломал стены, возвел мосты, заставил общаться и быть дружелюбным, надел розовые очки и показал мир в ином свете, превратил в бурлящий горный поток, ломающий любые преграды. В общем, научил жить по-настоящему. Всего один человек. И теперь он своими яркими лучами высушивал душу.
— Эрик, прекрати так пристально смотреть на меня, я стесняюсь. Чарльз оторвал взгляд от дороги, повернулся к нему... И солнце нещадно ударило в глаза. Леншер еле успел прикрыться рукой.
— Я что так ослепителен? — рассмеялся Чарльз.
— Да, особенно когда ведешь машину и не следишь за управлением.
— Просто мы уже приехали.
И правда, приехали! Эрик провел половину пути, созерцая Ксавье. То еще удовольствие. И тем не менее. Он стал часто ловить себя на том, что постоянно разглядывает Чарльза. Как блестит его кожа. Как меняют цвет его глаза в предрассветных лучах.
Чертово солнце. Так внезапно осветило жизнь. Вылечило душу от яда. «Если дать противоядия сверх меры — оно подействует еще вредней, чем сам яд.»
Ксавье нарушил его личное пространство слишком быстро, резко, не спрашивая и не давая уйти - и не держит, и не отпускает. Манит Эрика, как мотылька - огонь, а потом сжигает и отравляет похуже цианида.
Что поделать, сам виноват, сам подпустил очень близко.
— Эрик, отпусти! Ты утонешь! — И обхватил сзади. Так уверенно, собственнически, не оставляя выбора.
— Ты не один, Эрик, не один!
И все…
Леншер, конечно, пытался вырваться: «Прочь из моей головы!» — но уже поздно. Чарльза слишком много. Изнутри и снаружи. «Не стоило пробовать яд, чтобы понять, как он ядовит».
— Здравствуйте, миссис Беннет. — Ксавье доброжелательно улыбнулся, а Эрик поймал себя на том, что снова глядит в чужие родные глаза. А солнце слепит его собственные.
Чарльз рассказывал о «школе для одаренных детей». Маленькая Кэти смеялась и трясла маму за руку. Миссис Беннет ничего не знала о мутации дочери. Однако определенно верила, что ее девочка особенная. Эрик сам не очень понимал, какая сила скрывается в этом ребенке, но Ксавье заинтересован.
— Извините, я могу поговорить с Кэти наедине? – мягко спросил Чарльз.
— О, конечно! — Джоанна встала из Кресла. — Мистер Леншер, может быть, кофе?
Ксавье кивнул, а Эрику ничего не оставалось, как последовать на кухню за мисс Беннет.
Позже он пил горячий напиток и почему-то думал, что в особняке по утрам кофе гораздо вкуснее. Но это мелочи.
Хозяйка дома ему нравилась. Здесь было тихо и спокойно. И тревога, терзавшая его всю дорогу, потихоньку исчезала.
Через пятнадцать минут Чарльз позвал их обратно в гостиную. Девочка все еще улыбалась, а вот сам он был напряжен.
— Ты точно не хочешь поехать с нами, милая?
Она отрицательно покачала головой. И продолжила искренне, по-детски виновато улыбаться.
Видно, что Ксавье был расстроен. Он пожал маленькую ручку и серьезно, будто не ребенку сказал: — Если ты передумаешь, позвони мне, хорошо?
— Хорошо, — Кэти обняла Чарльза, а потом побежала к маме и что-то прошептала ей на ухо.
— Пойдем, Эрик,— Ксавье медленно направился к двери, на ходу вынимая из кармана ключи от машины.
— До свидания, миссис Беннет. Если передумаете, у вас есть мой номер.
— Да, Мистер Ксавье.
Эрик уже вышел за порог, когда его осторожно дернули за край рукава. Он развернулся и застыл. В глазах Кэти блестели слезы. А боль, отражающаяся на детском личике, испугала его до дрожи. Словно Кэти было не семь, а девяносто лет.
— Простите, мистер Леншер, я действительно ничем не могу вам помочь, — тихо произнесла она.
Что делать в такие моменты, Эрик не знал. Как утешить плачущего ребенка, особенно если ты не понимаешь причину его слез. Он пораженно молчал, глядя девочке в глаза. Солнце не ослепляло, но где-то на краю сознания начинало жечь так, что хотелось бежать прочь.
— Простите меня, — почему-то становилось холодно.
Эрик передернул плечами, пытаясь унять дрожь.
Сзади охнул Чарльз, когда сильный порыв ветра внезапно захлопнул дверцу автомобиля.
— Простите, — шептала Кэти, и пар срывался с ее губ.
Ветер трепал полы плаща Эрика. А сам он не двигался, словно вмерз в землю.
— Я не понимаю, — запоздало сказал он уже закрытой двери.
— Эрик! Эрик, успокой свой мозг!
Слова долетали до сознания, будто Лэншер находился за тысячи миль под водой. Чарльз встряхнул его за плечи, и лишь тогда Эрик пришел в себя, вынырнул на поверхность из океана чужих глаз.
— Что это сейчас было?
— Твое разбушевавшееся сознание, — Ксавье потер пальцами висок. — Я не ожидал… Сколько же боли ты держишь в себе, друг мой?!
— Мое сознание? Но я не умею управлять погодой, да и… — Эрик отвернулся и пошел к машине. — Что вообще произошло? Девочка плакала, глядя на меня, и она говорила… Чарльз, что ты сделал?
— Она эмпат, Эрик. Чувствует чужие эмоции. Но также она может приглушить их, трансформировать в нечто иное. Например, боль. Твою боль она пыталась перенести в окружающую среду, но не смогла. Что же творится внутри тебя? Я ведь был в твоей голове, но видимо так ничего и не понял.
— Я ее напугал? Поэтому она с нами не поехала? — Эрик старался переварить полученную информацию.
— Нет, три года назад отец Кэти погиб в автокатастрофе. Тогда ее мать страшно страдала, рыдала по ночам и чуть не покончила с собой. Но Кэти спасла ее, приглушила горе. Поэтому девочка и боится уехать: миссис Беннет может вновь почувствовать тот ужас, и уже некому будет ее остановить. — Чарльз помедлил и будто нехотя продолжил: — Но да, Кэти рядом с тобой было действительно больно, я чувствовал это. Она сказала мне, что не знает, как человек живет с таким адом в голове. Кэти хотела помочь тебе. Я надеялся, что поможет. — Ксавье горько усмехнулся.
Эрик молча смотрел на друга. Где-то в подсознании опять полыхало солнце, и тело плавилось под жаром пронзительно синих глаз. Но одна мысль не давала покоя.
— Подожди, подожди, ты, что, поехал сюда ради меня? — полная абсурдность ситуации дошла до Леншера не сразу. Но Чарльз промолчал, сел в машину и хлопнул дверцей.
— Давай, Эрик, нам ехать еще пять часов, а время уже позднее.
Леншер глупо застыл, глядя другу прямо в глаза.
— Эрик, — Ксавье вздохнул, — я знаю, что сотворил с тобой Шоу. Тебе снятся кошмары. Тебе ведь больно жить так. Я мог бы стереть все, но ты отказываешься. А Кэти просто приглушила бы боль, как …как бокал хорошего виски — ужасное сравнение.
— Почему ты постоянно пытаешься что-то изменить в моей голове?
— Я хочу помочь!
— Ксавье, ты опять вообразил себя лекарством от всех болезней. Я не нуждаюсь в твоей помощи.
— Эрик…
— Я доберусь до поместья сам, а то мало ли… — Леншер пошевелил пальцами у виска. Чарльз вскинулся.
— Ты же знаешь, что я не буду читать твои мысли без разрешения, я обещал.
— Я понимаю, но просто на всякий случай.
Они смотрели друг на друга несколько секунд.
— Хорошо, — наконец решил Ксавье, — если что — позвонишь мне.
Эрик проводил взглядом отъезжающую машину.
Чарльз - лекарство от всех болезней. Только лекарства слишком много. Чарльза слишком много. Он становится ядом, просачивается сквозь поры, отравляет сердце, сжигает душу.
***
До поместья Эрик добрался уже глубокой ночью. Последние пару миль пришлось идти пешком. Все давно спали, и хорошо, потому что Леншеру не хотелось сейчас ни с кем общаться. Но на кухне его ждал маленький сюрприз.
— Эрик, — Рэйвен застенчиво улыбнулась, — ты так поздно вернулся. Вы с Чарльзом ведь уехали вместе, я думала, что-то случилось.
— Нет, все в порядке, просто дела. Чарльз уже спит?
— Если бы, как всегда читает в библиотеке...
Рэйвен подала Эрику чашку чая, и ему почему-то не понравилось то, как она это сделала. Слишком вызывающе? Игриво? Леншер не успел задуматься, откуда у него появились подобные мысли, ведь это же Рэйвен…
Его мягко прижали к стене не по-человечески сильные руки.
Рэйвен глядела на него снизу вверх виновато, но с вызовом.
— Зачем? — Эрик спросил скорее из необходимости сказать хоть что-нибудь, чем из любопытства. Рэйвен укоризненно покачала головой: в ней совсем не было агрессии, только какая-то печальная нежность, не имеющая адресата. Безликая — или, возможно, лучше сказать «многоликая»?
— В нашем случае «почему» все-таки было бы уместнее.
Леншер искривил губы в напряженной усмешке. Жалкое подобие тех улыбок, которыми он когда-то одаривал окружающих, но Рэйвен достаточно и этого.
— Ты совсем никого не видишь, Эрик. Смотришь, но не можешь разглядеть. Или не хочешь? — взгляд янтарно-желтых глаз пробирался глубоко в душу. Туда сам Эрик не возвращался уже очень давно. Даже слишком... — Кого ты хочешь? Кто тебе нужен?
Воздух. Ему был необходим воздух. Хотя бы немного, чтобы не нужно было постоянно держать себя в руках, сосредотачиваться… чтобы не потянуться за новой дозой наркотического воздействия Ксавье.
Где взять лекарство от противоядия?
Леншер молчал. Ему нечего было ответить на вопрос.
Юное тело перестроилось легко, плавно — Рэйвен будто бы просто перетекла из одной формы в другую, заполняя собой тонкую метафизическую основу, наделяя ее своим смыслом и сутью, даря целостность. Так вода переливается из одного стеклянного сосуда в другой, сохраняя при этом саму себя.
— Может быть, тебе больше нравится это?
Мерцающая белая кожа, похожая на гладкий шелк, густая грива темных волос, ниспадающая на плечи, серые, цвета грозового неба, глаза… Рэйвен изящная, как китайский рисунок тушью, воздушная, сказочная.
— Нет.
Рэйвен рассмеялась, и Леншер практически почувствовал, как изменился тембр ее голоса. Эрик закрыл глаза, чтобы не видеть нового образа, на этот раз очень даже знакомого — пугающе близкая Эмма Фрост практически неотличимая от оригинала.
Происходящее все больше напоминало сон, галлюцинацию, бред.
— Перестань, Рэйвен. Это ничего тебе не даст, — прошептал Эрик, пытаясь не думать о том, что будет дальше.
— А кто сказал, что мне от тебя что-то нужно?
Леншер не успел ответить — его втянули в невыносимо медленный поцелуй, и он в ужасе открыл глаза, чтобы встретиться взглядом с Чарльзом.
Когда солнце просачивается в вены, по которым течет отравленная кровь, мир превращается в калейдоскоп. Кусочки мозаики осыпаются мельчайшим крошевом осколков, отражаются в зеркалах, превращаются в запутанный лабиринт эмоций, из которого не выбраться одному.
Эрик подался вперед, будто сделал шаг в бездну, и ощутил, как его все глубже затягивает в золотистый капкан.
Проклятый Чарльз Ксавье с силой прижимал его к стене и никак не хотел отпустить.
Точно такой же Чарльз стоял на пороге кухни и изумленно наблюдал за тем, как с грохотом разбивается на осколки самообладание Леншера.
Ксавье был слишком ошарашен, чтобы говорить. Это такая странная разновидность вуайеризма — наблюдение за своей совершенной копией, вырисовывающей кончиком языка узоры на чужих губах.
Лэншер осознавал, что именно сейчас все принципы Чарльза могут скатиться в пропасть.
Он почти предчувствовал появление голоса в своем сознании. Он почти физически хотел его появления.
Но Ксавье молчал и только бессознательно прикусил нижнюю губу, прежде чем отвернуться, разрывая на части прозрачную сеть зрительного контакта. Эрик резко втянул воздух и, наконец-то, пришел в себя.
Чарльз в это время все также молча развернулся и ушел. Ни осуждения, ни вопросов. Ничего. Обжигающая пустота накрыла с головой…
***
Солнце слепило глаза. Эрик брел по раскаленной пустыне, пытаясь забыться. Яд огнем горел в крови и скоро грозил убить окончательно. Наверное, не стоило привязываться к человеку, который за пару недель узнал тебя лучше, чем ты хоть когда-нибудь сам себя узнаешь. Он ведь может прочитать твои самые сокровенные мысли, осуществить любые грязные фантазии…
Эрик застонал и откинул голову на песок, когда Чарльз мокро скользнул языком по шее и, чуть прикусывая мочку, прошептал: «Я ведь с момента нашей встречи мечтал об этом, знаешь?» Его руки жадно гладили тело, останавливаясь на самых чувствительных местах. Чертов телепат точно знал, как сделать так, чтобы Эрик дрожал от прикосновений. Движения становились более настойчивыми и сильными.
Чарльз гладил член Эрика сквозь брюки и одновременно облизывал соски. Эффект от этих простых ласк был поразительным. Эрик толкнулся в руку, ласкающую его, и закусил губу. Он метался под Чарльзом, желая получить еще больше этого острого удовольствия. Ксавье медленно расстегнул брюки, стянул вниз, и Эрик понял, что пропал.
Чарльз склонился и провел языком от основания к головке члена, слизнул каплю смазки и мягко накрыл член Эрика ртом.
Воздух словно выбили у Леншера из легких. «Боже, — в забытьи шептал он, — Чарльз, прошу…» Ксавье скользил руками по телу, поглаживая внутреннюю сторону бедер, и продолжал водить губами вверх-вниз по члену, наслаждаясь чужим экстазом.
Для Эрика это было слишком. Сдерживаться уже не хватало сил, но Чарльз не давал ему кончить, отстраняясь, когда Леншер находился уже у самого пика.
Прикосновения казались почти болезненными. Эрик стонал, зарываясь пальцами в волосы Ксавье. Где-то на краю сознания зарождалась сверхновая. Эрик упивался острым наслаждением, и Чарльз, будто понимая это, в последний раз чуть сильнее обвел головку члена языком и сжал губы… Сверхновая взорвалась ослепительно ярко…
***
Эрик открыл глаза и рывком сел на кровати. Сон был слишком реален, и казалось, что все происходило наяву.
За окном светило солнце. Леншер определенно проспал завтрак. Чертов Ксавье — отрава. Спастись нельзя, и нет никакого желания спасаться. От странных мыслей Эрика отвлек стук в дверь.
— Ты не хочешь спуститься позавтракать? — тихо спросил Чарльз. — Я вот тоже проспал, да и есть одному не хочется.
Эрик прочел между строк: «Ты меня вчера так шокировал, что я не мог уснуть. Нам нужно поговорить!»
— Я сейчас приду.
Но, к удивлению Леншера, Ксавье не заговорил о случившемся. Он готовил кофе, смеялся, рассказывал об успехах детей. Только вот в глаза больше не смотрел, избегал прямого контакта. И Эрику от этого было больнее всего.
После завтрака они молча вышли на тренировку. Леншер сам попросил, но теперь почему-то жалел о просьбе.
— Ты уверен, друг мой? — спросил Чарльз, направляя дуло пистолета Эрику в голову.
— Абсолютно уверен! Я могу остановить пулю.
Ксавье медлил.
— Ну давай же!
— Я не сомневаюсь, что ты можешь останавливать пули, но ведь это не показатель силы. Хотя впрочем, если ты так хочешь...
Чарльз покрепче сжал рукоять пистолета, неудобно согнул руку и приставил дуло к своей груди…
— Теперь останови… меня.
Эрик дернулся, пытаясь вырвать оружие, но Ксавье отступил на шаг. В его глазах плясали яркие солнечные блики.
— Это, конечно, очень интересный способ проверить мою силу, но…
— Настолько не доверяешь сам себе? — Чарльз хрипло рассмеялся, и Леншер воспользовался моментом. Резко выхватил пистолет из рук друга и отшвырнул прочь на землю.
— Что ты творишь?
— А ты?
По венам медленно разливался яд. Злость знакомо затапливала сознание.
— Ксавье, ты сумасшедший. Как ты дожил до тридцати лет с такими замашками самоубийцы?
— Я хотел кое-что выяснить! — Чарльз был спокоен.
— Выяснить? Ты чуть не выстрелил себе в грудь.
— Ну, ты бы мне не позволил, — улыбнулся Ксавье, и Эрику захотелось его ударить.
— Ты бы остановил пулю задолго до того, как она добралась до моего сердца, — продолжил Чарльз уверенно. — Но ты ведь явно можешь больше. Помнится, кто-то пытался поднять подводную лодку?!
Леншера испугала столь быстрая смена темы, словно друг намеренно избегал самого главного. Но Эрик лишь послушно следовал за Ксавье, который с маниакальным упорством заставлял его испытывать собственные силы.
У Эрика не получалось, было слишком тяжело. Злость на Чарльза бурлила внутри, но и ее не хватало.
— Знаешь, — сказал Ксавье, по-моему, концентрация находится в точке где-то между злостью и умиротворенностью. — Можно мне… — Чарльз пошевелил пальцами у виска.
Леншер обреченно кивнул.
Человеческое сознание уникально. Оно — хрупкий артефакт, вышедший из-под рук мастера-чародея. И если партнершу-однодневку Чарльз мог выбрать за большие и чистые глаза или длинные ноги, то для большего… для большего была необходима абсолютно поразительная красота мышления.
Разум Эрика необычайно живой. Он тянулся навстречу легким касаниям мысленных импульсов Ксавье, переливался перламутровым светом, и тут же впивался в показавшиеся ему недружелюбными связи.
Леншер своенравен, горд и упрям, и даже сейчас, добровольно впуская Чарльза в свою голову, он продолжал ревностно защищать собственные интересы. Телепат невольно улыбнулся, пробираясь к своей цели.
Чарльзу было нужно светлое воспоминание, и он точно знал, что где-то здесь оно есть.
Наиболее тщательно защищенный участок сознания? Восхитительно. Вот и оно.
Ксавье почти удалось ухватиться за краешек старого образа: свечи, маленькая комнатка, усталая, но счастливая женщина, маленький мальчик возле нее… Эта картина так эфемерна, так призрачна, что Чарльз невольно понял: этого недостаточно.
Мужчина и сам не заметил, как его затянуло в другое видение. И невольно вздрогнул, понимая, что именно хранил в своем сознании Леншер.
…Поцелуй почему-то отдавал горечью полыни, он был глубоким и жарким, и волосы Чарльза пахли жженым сахаром. А Эрик словно насквозь пропитался ментолом.
Одежда уже давно была отброшена за ненадобностью, и кожа льнула к коже, и казалось, что по ней пробегает голубоватыми волнами электрический ток…
Чарльз удержал это видение, замедлил, рассматривая в подробностях. Нет никаких сомнений в том, что этого никогда не происходило наяву — ни с ним, ни с Рэйвен, разумеется. Эрик для такого слишком честен, а Рэйвен — недостаточно жестока. Это фантазия, но фантазия любовно взлелеянная и сохраненная. Страстная. Жаркая. Неудовлетворенная.
Как раз то, что нужно.
Чарльза уже не пугали подобные мысли, как было поначалу. Он тоже хотел. Желание теперь обоюдное. И Эрик все понял.
Тарелка разворачивалась очень медленно, словно Эрик боялся следующего шага. Ведь это пик, а дальше — они сорвутся. Леншер молчал, но на самом верху его мыслей прерывистой нитью пульса билось лишь одно имя… Чарльз…
По позвоночнику пробежала волна дрожи — может, это трава чуть заметно щекотала кожу, а, может, всему виной предвкушение. Мечта становилась реальностью — полунедозволенной, немного на грани сумасшествия, восхитительно дерзкой и чуть горьковатой. Руки Чарльза скользнули под толстовку, вверх, изучая каждый шрам, каждый изгиб, каждую мышцу, и Эрик жмурился, запрокидывая голову, подставляя шею под колкие поцелуи-укусы, полностью погружаясь в ощущения. Он хотел быть ведомым, хотел чувствовать, как читает его желания этот странный мужчина, к которому тянется его душа, уводя за собою и тело.
Чужое дыхание обжигало, заставляло выгибаться навстречу ласкам, хрипло повторять имя-заклинание, имя-спасение: "Чарльз, Чарльз"... Срываться на стоны, когда любовник касался языком ключиц, проводил извилистую линию вниз, к животу, исследовал кожу над выступающими косточками таза, чуть прикусывал — и при этом смотрел прямо в глаза, заставляя рассудок биться в оргазме, а руки — тянуться к пуговицам чужой рубашки.
Почти невозможно было теперь держать себя в руках, и Леншер бессовестно пользовался слабостью Ксавье, опрокидывая его на землю, освобождая стройное тело от лишней одежды. Чарльз не возражал — только дразняще улыбался, потягиваясь, двигаясь, демонстрируя себя всего. Будто бы говорил: "Это все, что есть у меня — забирай, мне не жалко, я хочу продолжаться в каждом твоем взгляде, каждом вздохе". И Эрик подчинился, притягивая Чарльза ближе, почти жестко впиваясь в губы, оглаживая, сжимая, прикусывая, царапая...
Они оба сходили с ума и упивались этим безумием. Терпкий запах смятой травы, полупрозрачный горький сок, пропитавший кожу, волосы, даже мысли; ветер, заставляющий сплетаться теснее. Плоть к плоти — плоть в плоти, и судорожные всхлипы, и обрывки неуместных, лишних слов, и, наверное, еще не любовь, но уже и не просто желание. Что-то, что сильнее страха и боли. Что-то, что имело истинный смысл.
А солнце било в глаза…
***
Эрик сидел на песке и сжимал Чарльза в своих руках. Тонул в глубинах теперь уже чужих голубых глаз и солнечный яд горьких слез сжигал душу.
— Прости, друг мой… - шлем мешал слышать, что же на самом деле говорил Чарльз, да и настоящие слова Эрика теперь скрывала стальная стена:
- Ребенком я просил бога прислать ангела с небес…
И этим ангелом стал ты, Чарльз… Этим ангелом стал ты…
Через несколько минут Эрик уйдет навсегда, Но сейчас он обнимает своего ангела. Лучи нещадно слепят глаза, а по венам, медленно убивая, разливается солнечный яд…
@темы: творческое